Отдельные pезультаты или единая технология?

Комментируемое изменение ГК РФ состоит не только в исключении главы 77, но и в дополнении § 2 «Государственный контракт на выполнение на-учно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ» главы 38 после ст. 778 ГК РФ. Содержание этого параграфа по существу воспроизводит положения главы 77, за исключением тех ее положений, которые вводят понятие «единая технология». То есть в целом изменение заключается в исключении единой технологии как объекта исключительных прав (точнее, наверно, объекта, состоящего из комплекса объектов исключительных прав), а все положения, регулирующие отношения по единым технологиям, перенесены в отношения обычных объектов исключительных прав — результатов интеллектуальной деятельности.

Чтобы оценить суть и целесообразность этого предложения, необходимо учитывать историческое развитие некоторых сфер экономики нашей страны, в которых интеллектуальная собственность является одной из составляющих системы экономических отношений. Не первый год мы пытаемся перевести нашу экономику на инновационную модель развития. Дело для нас новое, а все новое в государственном устройстве можно создать только при активном и осмысленном участии самого государства. Для этого, естественно, необходима властная структура, управляющая процессом создания необходимых правовых, экономических и организационных условий. Инновационная экономическая модель является комплексной системой, одна из составляющих которой — интеллектуальная собственность. Традиционно у нас в стране, еще в СССР, была государственная властная структура, отвечающая за научно-технический прогресс. Когда это касалось изобретательства, в качестве такой структуры выступал Госкомизо-бретений СССР. В то время это было оправданно, хотя бы потому, что основа инновационной экономики заключалась в централизованном плановом внедрении новой техники. Вертикаль власти в этой части использовала несметное число ведомственных актов и инструкций. Все было расписано, в том числе кто и за что отвечает. И за всем этим, естественно, нужен был государственный контроль и надзор.

Но сейчас другое, рыночное время. Вертикаль власти должна трансформироваться в создание правовых и иных условий, необходимых для выстраивания всех звеньев цепи, связывающей спрос с предложением. В основе этого лежит пока еще никем не отмененный экономический закон: капитал стремится туда, где может быть получена прибыль, и чем больше эта прибыль, тем быстрее туда устремляется капитал. Для создания инновационной модели экономики требуется связать частный капитал не с простым воспроизводством, а с инновационным продуктом по схеме: деньги — НИОКР -товар — деньги. Разумеется, при этом необходимо понимать, что инновационная экономика может развиваться и по иной схеме — на основе приобретения по лицензионным договорам прав на использование ранее созданных результатов интеллектуальной деятельности. Однако понятно, что эта схема основана на технологическом отставании от мировых достижений. Поэтому экономики стран мира развиваются, как правило, на основе смешанной системы, в зависимости от того, в каких областях эти страны занимают лидирующее положение.

Необходимо понять, что в основе перевода экономики на инновационную модель лежит не направление государственных средств на все инновационные проекты, а создание условий, привлекательных именно для частных инвесторов. У государства как единственного потребителя специфической товарной продукции (объектов военного, специального и двойного назначения) есть огромное поле для вложения своих (государственных) средств в инновационные проекты. И даже на это поле необходимо привлекать частный капитал через так называемое частно-государственное партнерство, что успешно осуществляется в экономически развитых странах мира.

Из этого следует, что властная государственная структура, которая могла бы успешно управлять процессом создания в стране инновационной экономики, должна профессионально разбираться в экономических отношениях. У нас же в стране традиционно эти функции возлагали на министерство науки (в разные периоды оно называлось по-разному), а к нему периодически «пристегивали» или «отстегивали» патентное ведомство, возлагая на него функции министерства по изобретательству.

Неработоспособность этой схемы особенно проявилась при переходе экономики на рыночные отношения. Первые попытки осмыслить систему инновационной экономики в условиях рыночных отношений были сделаны в середине 90-х гг. прошлого века в недрах министерства науки с участием Роспатента. Необходимо было определить, каким образом регулировать создание инновационных продуктов, проектируемых и изготовляемых за счет государственных средств и частного капитала. За кем при этом закреплять исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности, созданные за счет государственных средств? Все это подогревалось подброшенной в правительственные круги мыслью о том, что у нас есть несметное богатство — отчеты о проведенных еще в СССР проектных работах, закрепив исключительные права на которые за государством и затем торгуя ими, мы обретем источник поступления в казну финансовых средств, почти соизмеримый с полезными ископаемыми.

Мне, как представителю Роспатента, в середине 90-х гг. прошлого века довелось войти в группу специалистов и ученых РАН, командированных в США для изучения опыта коммерциализации результатов интеллектуальной деятельности, созданных учеными и специалистами университетов и национальных лабораторий. Нам показали условия действия сравнительно недавно принятого в США закона Бэя — Доула (1980 г.). Суть его заключается в закреплении исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные в университетах и национальных лабораториях, финансируемых правительством США, за самими учеными и специалистами. Мы увидели многочисленные стартапы и бизнес-инкубаторы в виде лабораторий, оборудованных современной техникой, в которых специалисты разрабатывали свои проекты до стадии прототипа (у нас их принято называть опытным образцом). Правительством США создана система экономических и иных условий, стимулирующих частный капитал вкладывать инвестиции в инновационные проекты. Это дешевые кредиты, низкая арендная плата за помещения и оборудование, комфортная система налогообложения и т. п. Нас познакомили с успешными и неуспешными случаями организации стартапов, когда их организаторы (физические лица) вкладывали в них свои личные средства. Наиболее успешные стартапы быстро становились крупными и долгосрочными игроками не только в США, но и на мировых рынках.

Традиционно именно частный капитал в экономически развитых странах определяет инновационный уровень экономики. Государствам, даже таким богатым как США, не под силу финансировать реализацию всех или хотя бы наиболее значимых инновационных проектов, в том числе создаваемых в рамках национальных лабораторий и университетов. В США после принятия указанного и последующих законов, сформировавших экономические и иные привлекательные условия для коммерциализации результатов интеллектуальной деятельности, права на которые принадлежат частным лицам, значительная часть ранее не коммерци-ализуемых результатов стала доходить до товарной продукции, а следовательно, приносить доходы в казну в виде налоговых поступлений и создавать новые рабочие места.

В конце 1990-х гг. в России были приняты четыре подзаконных акта, положивших начало нормотворческому процессу по урегулированию инновационной деятельности в стране. Во исполнение указов Президента Российской Федерации от 14 мая 1998 г. № 556 «О правовой защите результатов научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ военного, специального и двойного назначения»¹ и от 22 июля 1998 г. № 863 «О государственной политике по вовлечению в хозяйственный оборот результатов научно-технической деятельности и объектов интеллектуальной собственности в сфере науки и технологий»² были изданы два постановления Правительства РФ: от 29 сентября 1998 г. № 1132 «О первоочередных мерах по правовой защите интересов государства в процессе экономического и гражданско-правового оборота результатов научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ военного, специального и двойного назначения»³ и от 2 сентября 1999 г. № 982 «Об использовании результатов научно-технической деятельности»⁴. Постановления в основном однотипны. Каждым из них результаты интеллектуальной деятельности, созданные в СССР, на которые не предоставлены исключительные права, объявляются достоянием республики. Результаты интеллектуальной деятельности, которые будут созданы при выполнении государственных контрактов для государственных нужд, фактически объявляются тем же достоянием. Это выражено в положениях, обязующих государственных заказчиков предусматривать закрепление исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, создаваемые в процессе выполнения этих контрактов, за государством или за исполнителем «по решению государственного заказчика». Понятно, что государственный заказчик (читай — государственный чиновник) не возьмет на себя ответственность подарить исполнителю указанные права, что на практике и произошло.

В подготовке этих подзаконных актов участвовал и Роспатент, предлагавший иной подход к урегулированию данной проблемы: исключительные права за государством закреплять только в случаях, когда оно обязано завершить проектные работы изготовлением товарной продукции. В иных случаях права должны предоставляться самим разработчикам. Однако решение было принято Минфином России, занимавшим в тот период фискальную позицию по любым экономическим вопросам, а также Минобороны, генеральным штабом и Минюстом России.

Дальше нормотворчество происходило в вяло затухающем режиме. И до сих пор Минобрнауки вместе с Роспатентом шлифуют формулировки по распределению прав между государством и исполнителями на результаты интеллектуальной деятельности, созданные за счет государственных средств. В 2003 г. в Патентный закон РФ была включена ст. 91, предусматривающая «революционное» изменение условий распределения прав между государством и исполнителем по государственным контрактам. Теперь исключительное право предоставляется исполнителю не по решению государственного заказчика, а если государственным контрактом не установлено, что это право принадлежит Российской Федерации. Примерно с такими же «революционными» изменениями эти положения Патентного закона РФ перекочевали в ГК РФ.

Параллельно этим нормотворческим процессам развивался и процесс организационного построения государственных структур для управления от имени государства правами на многочисленные результаты интеллектуальной деятельности, которые в соответствии с указанными актами Правительства РФ должны быть закреплены за государством. Основными инициаторами этих постановлений Правительства РФ, как отмечено выше, были Минобороны, генштаб и Минюст России. Они увидели в этом деле и свой интерес, выразившийся в создании при Минюсте государственного учреждения — ФАПРИД, предназначенного для управления правами на результаты интеллектуальной деятельности военного, специального и двойного назначения. Уже тогда специалистам было понятно, что эта затея предназначена для создания «кормушки» отставным государственным чиновникам, в данном случае военной сферы. В то переходное время, возможно, еще не стало аксиомой, что государство — менее эффективный менеджер принадлежащей ему собственности, нежели конкретный хозяин в лице юридического лица или индивидуального предпринимателя.

Более того, чтобы управлять чем-то, надо это что-то иметь. В данном случае речь идет о правах не на весь некий проект, объявив который объектом исключительных прав, можно свободно и без каких-либо ограничений распоряжаться им, а на конкретные объекты исключительных прав (изобретения, программы для ЭВМ, топологии интегральных микросхем и т. д.), сведения о которых раскрыты в отчете о выполнении этого проекта. Эти сведения необходимо выявить, систематизировать и оформить по установленным правилам для приобретения исключительных прав. Лучше самих разработчиков сделать это не сможет никто.

Зачем государству необходимы исключительные права на результаты интеллектуальной деятельности?

Идеология указанных постановлений Правительства РФ заключается в вовлечении государства в конкурентную борьбу среди хозяйствующих на территории Российской Федерации субъектов. Представляется очевидной ее концептуальная ошибочность. Государство должно создавать условия для свободной конкуренции, а не участвовать в ней в качестве полноценного игрока, да еще и с начальствующими преимуществами. Тут уже о свободной конкуренции можно забыть.

Исключительные права государству нужны не для того, чтобы продавать их своим хозяйствующим субъектам или запрещать им использовать охраняемые объекты права, а в основном для других целей.

Первая — исключить возможность выкупа исключительных прав на созданные для нужд государства инновационные продукты у третьих лиц либо лишить права их использовать в связи с отказом правообладателя предоставить это право. То есть приобретение государством исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности является защитной функцией государства от риска неоправданных затрат.

Вторая — международная торговля. Продажа за рубеж военной и специальной техники, изготовленной с использованием инновационных технологий, как и техники двойного и гражданского назначения, должна сопровождаться заключением лицензионных соглашений на них. Для этого необходимо иметь эти исключительные права на территории страны, в которую продается техника. Здесь могут быть объекты патентных прав и иные виды объектов исключительных прав, содержащие сведения, отнесенные к государственной тайне. В этих случаях государству, во-первых, необходимо иметь исключительные права на своей территории. Во-вторых, законодательно должна быть установлена норма, запрещающая иным лицам, кроме государства, патентовать за рубежом изобретения, исключительные права на которые принадлежат государству, и предусматривающая строгие санкции за нарушение этого запрета. Например, лишение свободы на срок до двух лет, как это предусмотрено для аналогичных ситуаций в США. У нас же есть запрет на патентование созданного на территории Российской Федерации изобретения за рубежом без предварительной подачи заявки в Роспатент (п. 1 ст. 1395 ГК РФ) с санкцией за его нарушение, предусмотренной ст. 7.28 КоАП РФ, в виде смешного штрафа: для граждан от 1 до 2 тыс. руб., для юридических лиц — от 50 до 80 тыс. руб.

Законодательно закрепленная позиция о приобретении государством исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности не только для изготовления товарной продукции для государственных нужд, но и для торговли правами на нее внутри государства, казалось бы, должна привести к огромному массиву изобретений и иных результатов, исключительные права на которые принадлежат государству. Но какой в действительности мы получили результат? В 2011 г. высшие государственные чиновники, начиная с Президента РФ, в своих выступлениях указали на смешное число изобретений, созданных при выполнении государственных контрактов для государственных нужд, запатентованных на имя государства в России, и единицах — за рубежом. Вот и все «беспокойное» хозяйство.

Руководство этим хозяйством возложено на две государственные структуры: подведомственное Минюсту России учреждение ФАПРИД (в сфере военного, специального и двойного назначения) и на Роспатент (в гражданской сфере). Сейчас мало кто помнит, как драматически развивалась эта бессмысленная для государства затея управлять указанным хозяйством. В 1999 г. функции Роспатента были переданы Минюсту России в лице ФАПРИД по аналогии с известным проектом Остапа Бендера о перепрофилировании Москвы в Новые Васюки. Действующему в тот период руководству Роспатента удалось обосновать нелепость принятого решения.

В 2011 г. указом Президента Российской Федерации от 24 мая 2011 г. № 673 «О Федеральной службе по интеллектуальной собственности»⁵ Роспатент в очередной раз «отстегнули» от Минобрнауки России, но при этом упразднили ФАПРИД, а его функции передали Роспатенту.

Что же полезного несет возложение этих функций на Роспатент? Их выполнение еще больше удаляет Роспатент как орган власти от ФИПС (который фактически является патентным ведомством), за которым он должен «надзирать», выполняя при этом самую главную функцию патентного ведомства: принимать решения о выдаче или отказе в выдаче охранных документов. Из указа президента следует, что это решение продиктовано целесообразностью передать в одни руки одинаковые функции по надзору за приобретением и распоряжением исключительными правами государства на результаты интеллектуальной деятельности, относящиеся как к гражданской сфере, так и сфере военного, специального и двойного назначения.

Если исходить из этого, то результат такого присоединения в лучшем случае не превысит суммы слагаемых: ФАПРИД (сфера военного, специального и двойного назначения) плюс Роспатент (гражданская сфера). А это означает, что мы и дальше будем иметь смешные цифры российских и единичные зарубежных патентов на изобретения, созданные в рамках государственных контрактов для государственных нужд.

Посмотрите, какие функции возложены на ФАПРИД, ставший теперь подведомственным Роспатенту учреждением (опубликованы на сайте Роспатента). Приоритетным является защита прав. А далее раскрывается: патентование в России результатов интеллектуальной деятельности на имя государства и заключение договоров между государством и его хозяйствующими субъектами. Патентные поверенные, вы еще не догадались? Вам с таким конкурентом точно не справиться. Территориальная разобщенность ФАПРИД и Роспатента, думаю, не помешает административному ресурсу указанных органов власти и подчиненному ему государственному учреждению. Патентование указанных изобретений и регистрация договоров поставлена теперь на поток: одна подведомственная Роспатенту организация составляет заявки и договоры, другая выдает по ним патенты и регистрирует их.

Еще одним приоритетным направлением деятельности ФАПРИД является внешнеэкономическая деятельность. ФАПРИД обязан выявлять в поставляемой за рубеж военной и иной технике эти самые, не выявленные никем результаты интеллектуальной деятельности. Без его визы на соответствующих внешнеэкономических документах технику за рубеж не поставят. Виза только, говорят, стоит недешево, в процентах от успеха (речь идет не о взятках, а об официальных отчислениях на содержание ФАПРИД). Ничего не поделаешь, накладные расходы. Тут, правда, возникает вопрос: что же это за реестры результатов интеллектуальной деятельности, числу которых наш президент выразил крайнее неудовольствие, кропотливо ведет ФАПРИД? Назойливость этого вопроса объясняется простой причиной: оказывается, в странах мира, в которых государство выступает заказчиком продукции для государственных нужд (в основном военная техника) и приобретает исключительные права на них, с незапамятных времен и по сей день эти результаты интеллектуальной деятельности профессионально, а не в рамках чиновничьего надзора выявляются в процессе выполнения работ по государственным контрактам, дифференцируются по значимости и с ее учетом за государством закрепляются исключительные права на всю разработку в целом (ноу-хау), на ее схему или части схемы — в режиме патентной охраны изобретений, программ для ЭВМ, топологий интегральных микросхем. Поэтому там, когда возникает необходимость поставки такой техники за рубеж, чиновники, как и иные лица, не занимаются выявлением результатов интеллектуальной деятельности.

Так же безрезультатно для государства осуществляет свою деятельность по надзору за правами государства и Роспатент. Суть этого надзора заключается в проверке соблюдения требований к государственным контрактам в части распределения прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные при выполнении работ по этим контрактам. Бессмысленность этой надзорной функции определяется природой закрепления исключительных прав за государством на результаты, спроектированные за счет государственных средств специально не для последующего изготовления товарной продукции, а для продажи государством прав на них. В этой ситуации у самих разработчиков, исполнителей государственных контрактов, нет мотивации выявлять такие результаты интеллектуальной деятельности и оформлять права на них на имя государства. Указанный надзор выполняет функции кнута, а не пряника, что, как известно, в экономической сфере отношений является наименее эффективной формой управления.

Отсутствие интереса у разработчиков выявлять в разрабатываемых ими инновационных проектах охраноспособные результаты интеллектуальной деятельности послужило одной из причин разрушения патентных служб. Необходимо не только воссоздать патентно-информационные службы в базовых проектных организациях, но и заинтересовать разработчика в этой работе.

Какими же результатами к настоящему времени закончилась указанная нормотворческая деятельность Минобрнауки в союзе с Роспатентом?

Одно из них — единая технология. Официальная история умалчивает, но косвенные улики свидетельствуют о том, что единая технология (глава 77 ГК РФ) была «изобретена» в недрах Минобрнауки России. По меньшей мере, разработчики федерального закона Российской Федерации «О передаче прав на единые технологии»⁶, о котором, когда он был еще законопроектом, говорили, что он решит все проблемы, связанные с правами на результаты интеллектуальной деятельности, созданными за счет государственных средств. После выхода указанного закона публика увидела, что он представляет собой всего-навсего рутинную инструкцию по проведению конкурсов и аукционов по продаже прав государства на эти результаты.

Более интересен другой законотворческий продукт Минобрнауки России — Федеральный закон Российской Федерации от 2 августа 2009 г. № 217-ФЗ⁷, регулирующий некоторые условия создания так называемых стартапов в научных и образовательных учреждениях. Но и здесь писали закон люди, специализирующиеся в организации науки и образования, но не сведущие в налоговом и бюджетном законодательстве. Это стало причиной сначала осмысления проблем, возникших после принятия этого закона, а затем разработки соответствующих нормативных правовых актов, чтобы хотя бы как-то он начал работать. Но и эти потуги, как показывает жизнь, не приносят и не могут принести желаемого результата, поскольку создание указанных стартапов — всего лишь одно из звеньев цепи между спросом и предложением. А без комплексной увязки всех звеньев машина не заработает.

Параллельно этим законотворческим процессам и без их учета другие ведомства, специализирующиеся на налоговом и ином законодательстве в сфере экономических отношений, периодически разрабатывали различные экономические льготы, в основном налоговые, для инновационных процессов.

Продолжая решать уже давно решенную в мире проблему распределения прав на результаты интеллектуальной деятельности, созданные за счет государственных средств, а также ведя поиск заинтересованных лиц, кому бы можно было бы сбыть права государства на эти результаты, сгоряча за ним закрепленные, мы активно роем котлованы для строительства зданий под бизнес-инкубаторы, финансируя это, а также работу стартапов в рамках государственных целевых программ, в том числе в рамках проекта «Сколково», то есть за счет государевых средств. Впереди еще большой и мучительный переход на самофинансирование стартапов, то есть переключение финансирования деятельности стартапов с государственного на частное и частно-государственное.

Хотелось бы надеется, что проект «Сколково» кроме назначения «догнать и перегнать» Силиконовую долину послужит полигоном, на котором власти вместе со специалистами определят всю модельную цепочку экономических, правовых и организационных условий, необходимых для привлечения частного капитала в инновационный бизнес.

Что из себя представляет институт единых технологий?

Согласно ст. 1542 ГК РФ под единой технологией понимается комплекс различных результатов интеллектуальной деятельности (изобретения, программы для ЭВМ, топологии интегральных микросхем, ноу-хау и даже неохраноспособная информация), который характерен для отчетов о НИОКР. В отличие от режима коммерческой тайны, который можно применить к этим отчетам, права на единую технологию представляют собой совокупность исключительных прав на вышеупомянутые и иные объекты исключительных прав. Как видим, права на единую технологию охватывают весь объект, разработанный в рамках НИОКР. Однако, в отличие от коммерческой тайны, права на единую технологию требуют отдельных (самостоятельных) действий по приобретению исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, составляющие единую технологию. Собирателем этих самостоятельных прав является лицо, организовавшее создание единой технологии (ст. 1544 ГК РФ).

Основная идея, заложенная в институт единых технологий, заключающаяся в том, чтобы обеспечить комплексную правовую охрану объекта техники или технологии, разработанного в рамках НИОКР, бесспорно, верная. В итоге товарной продукцией, изготовляемой с использованием результатов НИОКР, будет объект в целом или его составные части. Они и будут вводиться в гражданский оборот, что требует комплексной правовой охраны этого объекта. Очевидно для специалистов и то, что охранять эти объекты в режиме коммерческой тайны можно только на первых этапах после окончания НИОКР, поскольку этот правовой режим прекращается сразу же по факту распространения сведений об этих объектах. Это как правило, происходит в процессе введения в гражданский оборот и даже при изготовлении товарной продукции с применением результатов интеллектуальной деятельности, полученных в результате НИОКР, включая и случаи промышленного шпионажа. Традиционно в промышленно развитых странах конфиденциальность сведений о результатах НИОКР, устанавливаемая в процессе или по окончании работ, частично снимается по мере приобретения исключительных прав на изобретения (получение патентов), являющиеся составными частями НИОКР. Режим же коммерческой тайны сохраняется только в отношении таких технических (или иных) решений либо их конкретных условий применения, коммерциализация которых не позволяет распознать их суть, либо сделать это является весьма затруднительно.

Таким образом, идея комплексной правовой охраны всего разработанного объекта, положенная в основу единых технологий, разумна, но не нова с тех пор, когда впервые появились секреты производства на новшества. Обратите внимание на п. 1 ст. 1544 ГК РФ, которым определено содержание права на единую технологию: «Лицу, организовавшему создание единой технологии…, принадлежит право на созданную технологию, за исключением случаев, когда это право… принадлежит Российской Федерации или субъекту Российской Федерации».

И как определено содержание этого права? Никак. Право на единую технологию, и все. И лишь п. 2 названной статьи разъяснено, что под этим правом понимается обязанность лица, организовавшего создание единой технологии, либо Российской Федерации, либо субъекта Российской Федерации (правообладатели единой технологии) принимать меры для закрепления за ними исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, входящие в состав единой технологии. При этом прямо определено, что если среди этих результатов есть объекты исключительных прав, принадлежащих иным лицам, то правообладателю единой технологии необходимо заключить с ними договоры отчуждения и лицензионные договоры. Забавно, не правда ли, что правообладателем некоего комплекса прав, каковым являются права на единую технологию, законом названо одно лицо, а обладателем исключительных прав, входящих в этот комплекс, — другое? А если обладатель исключительных прав, входящих в этот комплекс, не согласится с заключением договора отчуждения или лицензионного договора? Выколачивать из него принудительную лицензию?

Эта правовая коллизия в мире, как и ранее в СССР, давно решена. На стадии проектирования разработок проводятся патентные исследования, цель которых заключается в решении вопроса: что выгоднее — использовать при проектировании какие-либо уже известные конструкторские или технологические решения, в том числе охраняемые патентами на изобретения, или разработать решения? В первом случае, еще до начала проектирования, заключаются указанные договоры. Наш же закон фактически ориентирует разработчиков не проводить патентные исследования и разрабатывать все подряд. А потом, когда выяснится, что среди различных созданных решений «изобрели» еще и охраняемый «велосипед», пытаться заключить указанные договоры на такие «велосипеды», когда проектирование завершено и государственные средства полностью освоены.

Но это юридические мелочи и экономические «цветочки». Экономические «ягодки» единых технологий кроются в основном в двух ст. 1546 и 1547 ГК РФ. Ст. 1546 ГК РФ установлен исчерпывающий перечень случаев, когда право на единую технологию должно принадлежать государству(Российской Федерации или субъекту Российской Федерации). Таких случаев три:

а) единая технология непосредственно связана с обеспечением обороны и безопасности страны;
б) Российская Федерация или субъект Российской Федерации до создания единой технологии или в последующем приняла (принял) на себя финансирование работ про доведению единой технологии до стадии практического применения;
в) исполнитель не обеспечил до истечения шести месяцев после окончания работ по созданию единой технологии совершение всех действий, необходимых для признания за ним или приобретения исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности, которые входят в состав единой технологии.

Ст. 1547 ГК РФ установлено, что права на единые технологии, которые закреплены за Российской Федерацией или ее субъектом в соответствии с пунктами б) и в), государство обязано отчуждать лицу, заинтересованному в их внедрении и обладающему для этого реальными возможностями. То есть права на указанные технологии закрепляются за государством впрок, чтобы затем их продать. Иными словами, государство выступает как большая проектная организация, разрабатывающая за свой счет инновационные проекты, выставляемые на продажу.

Права на единые технологии, которые закреплены за Российской Федерацией в соответствии с пунктом, а), также должны быть отчуждены заинтересованному лицу, обладающему реальными возможностями для внедрения, если государство утратит необходимость сохранить их за собой.

Единые технологии по пункту а) относятся к военной и специальной продукции, единственный потребитель которой — само государство. Спрашивается, а что же это за лицо, которое заинтересовано купить эти права, да еще и обладает реальными возможностями для ее изготовления? Мы с вами как законопослушные граждане и создаваемые нами юридические лица не вправе изготовлять и тем более применять эту продукцию. Неужто речь идет об оппозиционно настроенных к власти гражданах? Так они вряд ли обладают реальными возможностями выплатить сумму за приобретение права на единую технологию и тем более вложить свои средства в ее изготовление. А потом куда девать эту технику? На Кремль идти с ней или за рубеж контрабандой?

С едиными технологиями по пункту б) дела обстоят сложнее. В этом случае государство вкладывает свои средства не только в проектные работы, но и в доведение единой технологии до практического применения (например, создание завода, цеха или т. п.). Опять же возникает вопрос о заинтересованном лице. Разумеется, что этим лицом может быть только частный инвестор (государство провело указанные работы для продажи, а не для себя). Спрашивается: а какие преимущества у частного бизнеса, чтобы выкупать у государства права на единые технологии, покрывать расходы на работы по доведению их до практического применения, а затем вкладывать свои средства в изготовление спроектированной товарной продукции, в сравнении с тем, что сам частный инвестор вложит в указанные этапы проектирования и изготовления другого, более привлекательного для него товара? Например, государство спроектировало новый трактор, а частный инвестор предпочитает музыкальные инструменты.

Глава 77 ГК РФ вместе с федеральным законом «О передаче прав на единые технологии», определяя указанные инвестиции частного капитала в разработку единых технологий и изготовление спроектированной товарной продукции, не связывает интересы частных инвесторов и государства при выборе последним вида проектируемой товарной продукции.

И совсем просто обстоят дела с едиными технологиями по пункту в). Права за государством на эти единые технологии изначально закрепляются за исполнителем работ и затем — за государством только потому, что исполнитель отказался от них. Спрашивается: если сам исполнитель посчитал права на эти технологии неперспективными, то зачем они государству?

А как закон регулирует ситуацию, когда государство затратило свои средства на проектирование единых технологий, а затем, пытаясь продать права на них, не нашло заинтересованное лицо? Сначала права на единые технологии государство выставляет на продажу на конкурсной основе, затем, если конкурс не удался, пытается продать их на аукционе. Если и здесь неудача, пытается продать обычным образом, ну, а если и это не получилось, то дело закрывается за ненадобностью. Правда, п. 2 ст. 1545 ГК РФ предусматривает и страшилку для таких случаев: «Содержание обязанности внедрения технологии, сроки, другие условия и порядок исполнения этой обязанности, последствия ее неисполнения и условия прекращения определяются Правительством Российской Федерации». Однако прошло уже четыре года с момента введения в действие четвертой части ГК РФ, но правительственного акта, устанавливающего ответственность чиновников за трату огромных государственных средств на инновационные проекты, закончившиеся безрезультатно, нет.

Предложенное рабочей группой изменение в ГК РФ решает, на мой взгляд, только одну юридико-техническую проблему. В условиях действия существующей редакции ГК РФ на практике непонятно: в каких случаях к одним и тем же государственным контрактам, в рамках выполнения которых были созданы результаты интеллектуальной деятельности, следует применять положения, регулирующие правоотношения по единым технологиям, а в каких — по обычным результатам (например, положения ст. 1373, относящиеся к изобретениям, полезным моделям и промышленным образцам). Ведь практически всегда в результате проведения работ по госконтрактам создается не один результат интеллектуальной деятельности, а несколько. И как их рассматривать: как отдельные результаты или в системе, как единую технологию? Принятие предлагаемого изменения, исключая институт единых технологий как вид объекта исключительных прав, уберет тем самым и проблему, порожденную его введением.

Исходя из вышеизложенного представляется обоснованным не преобразовывать положения о единой технологии, относя их к регулированию работ по государственным контрактам, как это предлагается проектом, а просто исключить их из ГК РФ. Вместо этих положений следует разработать комплексную систему экономических и 9рганизационных условий, необходимых для привлечения частного капитала в инвестирование инновационных проектов от их разработки до изготовления товарной продукции.

В отношении инновационных проектов, непосредственно связанных с обороной и безопасностью страны, финансируемых государством, необходимо законодательно установить не только обязанность государства доводить их до конечного результата (изготовления товарной продукции), но и ответственность лиц, по чьей вине эти проекты оказались безрезультатными. Эти инновационные проекты для нашего государства имеют особое значение, потому что, как показывает мировой опыт, продукция, относящаяся к военной сфере, всегда должна быть основана на самых современных и наукоемких технологиях.

В настоящее время в России принято решение о беспрецедентном выделении финансовых средств на оборону страны, в том числе на перевооружение армии и флота на основе инновационных продуктов. А инновации в этой сфере всегда являются локомотивом инновационной экономики государства в целом. Очень хотелось бы найти путь, который, с одной стороны, не вернул бы нашу экономическую систему в нерыночные условия военного коммунизма, с другой — не привел бы к обычному распилу огромных бюджетных средств, а стал основой для формирования двух взаимосвязанных инновационных полей: военного (государственное и частно-государственное партнерство) и гражданского (частный бизнес и частно-государственное партнерство), как это существует в развитых странах мира.

Список литературы

1. Гаврилов Э.П., Еременко В. И. Комментарий к части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный). М.: Экзамен, 2009.
2. Джермакян В. Ю. Патентное право по Гражданскому кодексу Российской Федерации (постатейный комментарий, практика применения, размышления). М.: Патент, 2003.

1. Патенты и лицензии. 1998. № 7. С. 45.
2. Патенты и лицензии. 1998. № 9. С. 46.
3. Патенты и лицензии. 1998. № 11. С. 40.
4. Патенты и лицензии. 1999. № 11. С. 47.
5. Патенты и лицензии. 2011. № 6. С. 53.
6. Патенты и лицензии. 2009. № 1. С. 56.
7. Патенты и лицензии. 2009. № 9. С. 35